Крепкое рукопожатие, Польша, 1939 год.
Как со временем менялось восприятие пакта Молотова–Риббентропа? Почему, говоря на эту тему, первые лица российского государства воспроизводят советские клише? В годовщину вторжения гитлеровских войск в Польшу мы публикуем интервью с историком Никитой Петровым о роли СССР в развязывании войны.
– Миф о пакте меняется. Например, по мнению Владимира Путина участие Польши в разделе Чехословакии означает, что первого сентября 1939 года Польша стала жертвой политики, которую проводила сама. Как это понимать? «Польша первая начала»?
– Это на самом деле скорее перекладывание вины. Вина Советского Союза в данной конкретной ситуации вполне очевидна и заключается не в пакте о ненападении как таковом. Этот документ без секретных протоколов не представляет собой чего–то сверхъестественного. Проблема в том, что у советского государства были определённые договорённости с Рейхом сверх того документа, который был опубликован в газетах. Именно эти тайные договорённости и называются «секретный дополнительный протокол». И вот на это сегодня вынуждена отвечать российская сторона.
– Отношение к пакту изменилось или на самом деле это возвращение какой–то старой риторики?
– Нет, это не механическое повторение пройденного. В Советском Союзе наличие секретных протоколов о ненападении между СССР и Германией просто отрицалось. Не было такого и всё. На этом рубеже обороны стояла вся советская историческая наука и строилась внешнеполитическая доктрина. И неважно, что многие указывали на последствия этого договора: совместные и скоординированные действия нацистской Германии и СССР в Польше, оккупация стран Балтии, нападение на Финляндию. В СССР всё это подавалось как некие изолированные события, каждое из них имело своё объяснение. Скажем, оккупацию и советизацию Прибалтики объясняли «народными революциями». С Финляндией якобы речь шла о том, что мы предлагали хорошие условия, а финская военщина развязала войну. Одним словом, советская конструкция держалась на отрицании и лжи.
Потом вдобавок появились ещё и тайные документы, приложенные к следующему официальному документу, от 28 сентября: Договору о дружбе и границе между СССР и Германией. Вот это всё уже требовало нового объяснения и новой идеологической конструкции.
– Как изменилась ситуация после открытия архивов и рассекречивания этих протоколов?
– Новая конструкция заключалась, во–первых, в повторении старых догм о том, зачем был нужен договор с Германией. Это, дескать «позволило подготовиться к войне», оттянуть её начало. Хотя довольно очевидно, что в 39–м году не стоял вопрос о непременном вступлении СССР в войну, такого вопроса и выбора перед советской дипломатией не стояло.
А второе – появилось достаточное заметное течение, и среди публицистов, и среди историков, которые просто отрицают подлинность этих секретных протоколов. Оно не присутствует в академической исторической науке и наблюдается только в маргинальной среде.
Важно понимать, что секретные протоколы – и к пакту Молотова–Риббентропа и к Договору о дружбе и границе с Германией – признаны официально Российской Федерацией. Они опубликованы с указанием архивных реквизитов в сборнике МИД России, который посвящён, как раз, началу Второй Мировой войны. Так что серьёзных дискуссий между историками на тему «существовали или нет» секретные дополнительные протоколы не существует.
– Но при этом существует и некая отдельная «официальная» позиция.
– Официальная же доктрина по этому вопросу сегодня такова: «ну да, конечно, этот секретный протокол не украшает имидж Советского Союза. Но время было такое. А кто в то время был без греха?». И вот уже отсюда появляется новая аргументация, дескать, вот посмотрите на Польшу и Мюнхенский договор. И для советской, и для сегодняшней российской пропагандистской истории, педалирование темы особой подлости и низости Мюнхенского договора всегда имело целью затушевать преступность советской политики.
– Аргументация типа «посмотрите на Польшу, что она сделала с Чехией?» – нечто из набора аргументов людей, которые отрицают само существование секретных протоколов?
– «Посмотрите на Польшу» или «посмотрите на Францию» – это аргументы из серии «вечных». Неважно, признаёт данный конкретный человек реальность протоколов или не признаёт – эти аргументы ему всегда помогут. Даже если он чётко понимает, что никуда не деться, потому что протоколы были и сохранились в архивах. Думаю, нужно почаще давать их изображения, потому что вокруг них масса мифологем, которые просто разбиваются от внимательного взгляда на текст.
– Почему для нашей страны разговор о пакте до сих пор так неприятен?
– Во–первых, слишком долго скрывали документ, который показывает, что СССР поддерживал, по сути, агрессивные действия Германии, поэтому тоже несёт ответственность за развязывание Второй Мировой войны.
Во–вторых, приходится оправдываться за цепь последствий этих протоколов: нападение на Польшу, оккупация Прибалтики, агрессия против Финляндии, и, как следствие, исключение СССР из Лиги Наций 14 декабря 1939–го года. Факт исключения СССР из Лиги Наций до сих пор замалчивается во многих школьных учебниках как неприятный и позорный, потому что это было изгнание из организации, которая должна была заниматься безопасностью в Европе.
Для СССР как государства обсуждение тайных протоколов было невозможно, потому что они противоречили пропагандистскому образу советской дипломатии. Ведь тогда нам говорили, что наша дипломатия основана на научной базе марксизма–ленинизма, диалектического материализма, пролетарского интернационализма и вся направлена исключительно на борьбу против агрессии.
А основные методы зарубежной дипломатии – обман, шантаж, ставка на военную силу и экономическую экспансию. В шкале ценностей советского времени само признание, что был такой сговор Сталина и Гитлера по дележу сопредельных стран, было просто убийственно.
– Но ведь на Западе протоколы были рассекречены гораздо раньше. Как на это отреагировал Советский Союз?
– После войны, часть документов германского МИДа в виде плёночных копий, была захвачена американцами. В 48–м году эти копии были опубликованы, что, конечно, вызвало большой скандал. Советскому Союзу нужно было делать что–то в противовес. Во–первых, моментально была выпущена большая пропагандистская работа, которая называлась «Фальсификаторы истории», где вновь раскрывалась тема низости всей предвоенной политики Англии и Франции. «Вместо коллективной безопасности они предпочли толкать агрессию Германии против СССР» и так далее. И, второе, был издан двухтомник документов, связанных с Мюнхенским договором. То, что называется «симметричный ответ».
– То есть этот приём сопоставления Мюнхенского сговора и пакта, к которому прибегал недавно президент, – это часть пропаганды эпохи сталинизма? На чем построено это сопоставление?
– Нелепость ситуации в том, что Мюнхен не был тайным «сговором», а секретные протоколы пакта – были. Мюнхен являлся страницей, которая, безусловно, не украшает западную дипломатию. Это то, что называется спасовать перед агрессором, попытка его умиротворить. «Гитлер хочет Судеты – давайте пойдём ему навстречу, а он отстанет от Чехословакии».
Гитлер получил своё, Чехословакия получила гарантии от Германии (кстати, менее чем через полгода нарушенные). Тогда всем казалось, что удалось избежать самого главного – перехода конфликта в горячую фазу. На самом деле, конечно, история учит тому, что любое умиротворение агрессора кончается тем, что он умиротворён не будет, а у него только будут расти аппетиты. Он будет чувствовать свою безнаказанность и слабость своих внешнеполитических противников.
– То есть единственное, что произошло, с точки зрения агрессора – западная дипломатия подтвердила ему, что послевоенные границы, на самом деле, ничего не значат.
– В те годы Германия вообще активно боролась с ограничениями Версальской системы, и ей в этом довольно серьёзно помогал Советский Союз. Военное сотрудничество СССР и Германии – это сотрудничество двух изгоев. СССР тогда только пытался вступить в Лигу Наций и ещё не со всеми странами имел дипломатические отношения. А Германия в данном случае – тоже изгой. И вот два подобных члена европейского, собственно, будущего театра военных действий, быстро нашли друг друга.
– В том же выступлении заходила речь о многочисленных попытках создать антифашистский блок в Европе, которые предпринимались Сталиным. О чём именно здесь речь?
– Разговоры о том, что Советский Союз якобы пытался создать антифашистский блок в Европе – это миф, сформированный рамках советской демагогической схемы – как будто бы СССР всегда стремился к миру.
В действительности под этими «попытками» прежде всего имеется ввиду вмешательство Советского Союза в Гражданскую войну в Испании. Сейчас это подаётся исключительно как «первый бой фашизму», хотя Франко в полном смысле фашистом и не являлся. Советский Союз хотел внедрить коммунистические правила правления везде, где только возможно, и эту идеологическую экспансию называл стремлением создать «антифашистский блок». Есть же, между прочим, очень интересное высказывание, Сталина Димитрову, сразу после заключения пакта и начала Второй Мировой войны. В дневниковых записях Димитрова от 8–го сентября 39–го года, Сталин сказал ему буквально следующее, про Польшу: «одним буржуазно–фашистским государством меньше. Что плохого было бы, если бы в результате захвата Польши мы бы распространили коммунистическую идею на новые территории и население?»
– Нередко повторяется в этом контексте фраза «мы хотели отсрочить войну – что же в этом плохого?» Так что же плохого?
– Дело в том, что пакт как таковой – это не попытка отсрочить войну, это попытка её устроить на тех условиях, которые устраивают Москву. Это когда Запад воюет с Западом. А мы захватываем то, что рядом лежит, заключив союз с одной из воюющих сторон – Гитлером. Это союз с дьяволом. Это то, что сделало для СССР неизбежным участие в этой войне. Участие в этой войне для СССР практически началось (хотя это и не было объявлено таким образом) с фактически союзнических действий с Германией.
Советский Союз проявлял осторожность. Не перейдя, скажем, границу Польши первого сентября. Дождавшись, когда Франция и Англия объявят войну Германии. А дальше уже вступала в силу, собственно говоря, типичная советская демагогия, уже когда война началась, когда вступила в странную фазу – была захвачена Польша, СССР и Германия подписали новый договор о границах 28 сентября. «Странная война» – потому что никто ни на кого вроде бы больше не нападал. В то же время в советских газетах писали, что Англия и Франция не имеют права называть СССР агрессорам, они сами – агрессоры, объявившие войну Германии. А Германия хочет мира. Это 39–й год, декабрь. Советский Союз отрицал ярлык «агрессор».
В газете «Правда» 25 декабря 39–го года мы прочтём удивительную вещь: послание Сталина Гитлеру в ответ на поздравления по поводу своего 60–летия: «Прошу Вас принять мою признательность за поздравления и благодарность за Ваши добрые пожелания в отношении народов Советского Союза. Иосиф Сталин». Риббентропу пишет теплее и содержательнее: «Министру иностранных дел Германии, господину Иоахим фон Риббентропу: Благодарю Вас, господин министр, за поздравления. Дружба народов Германии и Советского Союза, скреплённая кровью, имеет все основания быть длительной и прочной. Иосиф Сталин».
– Какой была позиция ельцинской администрации относительно пакта?
– При Ельцине обнародовали секретные протоколы. И всё – больше к этой теме не возвращались. При Ельцине, вообще говоря, не было конфронтационной линии по отношению к Евросоюзу, не было той системы развёрнутой аргументации, направленной на то, чтоб вообще возбуждать неприязнь нашего населения к Европе, тогда ещё не дошло до этой политики. Но как только Европейский союз действительно стал тем фактором, который ограничивает уже нынешнюю Россию в её агрессивных устремлениях, вот тут началась полемика уже на исторические темы.
Все же спрашивают: «а почему история?». Потому что именно в истории мы видим определённые аналогии, которые показывают нам, что есть сегодняшняя Россия. Если не вынесены уроки из советского прошлого, если не было осуждающего вердикта – то сегодняшняя Россия, безусловно, получается страна невыученных уроков.
